Сын затащил меня в магазин «Читай-город». Бродит по огромному книжному и выбирает книги.
Я это боюсь спугнуть. С другой стороны, подбор может затянуться. Поэтому я покупаю книгу себе, сажусь на один из стульчиков, которые прямо тут же в магазине расставлены, и начинаю читать.
Книга у меня свеженькая, только что появилась в продаже. Александр
Мясников как врач рассказывает, что жизнь в 50 лет только начинается. Мне 41, но любопытно уже.
Книга хороша и интересна. Но её редактор не знает, как пишется -тся и -ться в глаголах. Я вижу ошибку на эту тему, а когда замечаю аналогичную вторую, то достаю из сумки простой карандаш и принимаюсь править оплошности.
Это увидел книжный консультант. Он подлетает ко мне, как коршун на мышку:
— Здравствуйте! - говорит он. Мне попался очень вежливый коршун:
— Простите. Вы эту книгу купили?
— Да, - удивляюсь я, ведь касса рядом и я только что там была.
— Тогда всё в порядке.
Но мне уже интересно.
— А что? - любопытствую я.
— А то не терплю, когда люди не соблюдают правила.
Я поглядела на карандаш, на собственные правки, на свою готовность исправлять дальше и громко вздохнула:
— Как же я вас понимаю!
Я это боюсь спугнуть. С другой стороны, подбор может затянуться. Поэтому я покупаю книгу себе, сажусь на один из стульчиков, которые прямо тут же в магазине расставлены, и начинаю читать.
Книга у меня свеженькая, только что появилась в продаже. Александр
Мясников как врач рассказывает, что жизнь в 50 лет только начинается. Мне 41, но любопытно уже.
Книга хороша и интересна. Но её редактор не знает, как пишется -тся и -ться в глаголах. Я вижу ошибку на эту тему, а когда замечаю аналогичную вторую, то достаю из сумки простой карандаш и принимаюсь править оплошности.
Это увидел книжный консультант. Он подлетает ко мне, как коршун на мышку:
— Здравствуйте! - говорит он. Мне попался очень вежливый коршун:
— Простите. Вы эту книгу купили?
— Да, - удивляюсь я, ведь касса рядом и я только что там была.
— Тогда всё в порядке.
Но мне уже интересно.
— А что? - любопытствую я.
— А то не терплю, когда люди не соблюдают правила.
Я поглядела на карандаш, на собственные правки, на свою готовность исправлять дальше и громко вздохнула:
— Как же я вас понимаю!